На чеченской войне

В ноябре 2002 года губернатор А.Г. Тулеев вручил жителю Акации Илье Шершунову «Орден мужества» за его участие во второй чеченской войне.

- В августе 1999 года чеченские отряды во главе с Хаттабом и Басаевым вторглись в Дагестан, — рассказывает Илья. — Я проходил тогда срочную службу в мотострелковой бригаде. Был пулемётчиком-снайпером. В Чечню мы ехали с настроением помочь мирным жителям, которые страдали от боевиков.

Чеченское население относилось к нам по-разному. Кое-кто помогал. Очень многие днём нам улыбались, а ночью стреляли в спину. Пока не поймаешь его с поличным, ничего с ним не сделаешь. Если просто убьёшь его днём, попадёшь под трибунал. Поэтому бывало, что наши солдаты бесчинствовали: приходишь к нему домой и выбиваешь из него информацию или расстреливаешь.

Кормили нас очень плохо. Осенью ели то, что росло на полях: арбузы, огурцы, лук, капусту, сахарную свёклу. Если очень повезёт, в доме, брошенном мирными жителями, найдёшь немного муки и напечёшь лепёшек. Хлеба давали очень мало. Из того, что привозила полевая кухня, перловка считалась хорошей пищей. Гречка — страшный дефицит.

Суп был такой, что у нас в посёлке люди свиньям готовят лучше. Обычно кормили ячневой кашей: непромытой, сваренной на воде без соли и приправ. Привозили её совершенно холодной, похожей на холодец. Есть её было противно не только холодную, но и горячую. Иногда привозили гуманитарную помощь: три банки сгущёнки на роту — 119 человек.

И так кормили солдата, который целый день вкалывает, бегает во всей амуниции, которая весит шестьдесят килограммов.

Как мы получили новое обмундирование перед отправкой, так до конца в нём и пробыли. А поваляйся-ка в этой форме каждый день в глине, грязи, песке. Она исшаркивается, рвётся. Обмундирование нам должны были менять каждый месяц. Но командиры сказали, что боевики побили КАМаЗы со всем обмундированием. Один наш солдат поехал в штаб. А эти КАМАЗы стоят там. На нас просто делали деньги. Как говорил наш командир взвода: «Кому война, а кому мать родна».

В декабре в Чечне идёт дождь, дует холодный пронизывающий ветер. Мы постоянно находились в окопах. Грязь, слякоть. Начинаешь греться у костра. Многие сжигали бушлаты. Ходили грязные, оборванные. Хуже бомжей. Это по телевизору чистеньких показывают. А ты побегай, поваляйся в грязи! Мытьё в полевой бане — так себе. Заводились белые нательные вши — «бэтээры» — величиной с ноготь.

Чтобы хоть как-то согреться, поломаешь ящик из-под снарядов, сделаешь плохонький костерок, который почти не греет. Очень холодно! Постоянно хочется есть. И так — месяцами. Это был кошмар!

В начале декабря произошёл крупный бой наших войск с боевиками в одной из деревень. Были сбиты два наших вертолёта. По ним стреляли со всех крыш деревни. Мы ехали по направлению к этой деревне на бронетранспортёрах. На перекрёстке двух дорог неожиданно столкнулись с боевиками. Их командир ехал впереди на «Жигулях-девятке». Он выскочил из машины, бросил автомат и побежал в лес. Мы расстреляли его и тех, кто был в машине. Следом шёл «Супермаз» с боевиками. Но они ничего не успели сделать. Мы их сразу уничтожили из автоматов, пулемёта и гранатомёта. Добил их подошедший вскоре танк.

С другой стороны дороги подъехали «Жигули-шестёрка» с боевиками, которые успели покосить троих наших. «Шестёрка» шла прямо на меня, и я в упор открыл по ней массированный огонь из ручного пулемёта «Калашников». Меня поддержали парни огнём из автоматов. А гранатомётчик Серёга выстрелом из гранатомёта окончательно уничтожил их.

После боя приехали командиры роты, бригады и даже группировки войск. У командира боевиков оказалась карта их перевалочных баз и складов с оружием. За этот бой командиры взвода и роты получили награды. Солдаты не получили ничего.

За три месяца боевых действий в Чечне я получил сто пятьдесят рублей. Мы с другом сложились и попросили купить нам сладостей к Новому году.

У самих чеченцев воевать умели единицы. В основном там хорошо воевали наёмники: афганцы и арабы. Многие из них воевали по десять лет. Очень профессионально стреляли их пулемётчики: точно и кучно. Экипированы наёмники были намного лучше нас. Обуты в тёплые горные ботинки. Приборы и прицелы ночного видения — почти у каждого. У нас их имели только единицы.

Говорят, в Грозном против нас воевали наши же русские — «афганцы». А снайпершами у чеченцев на 95 процентов были наши русские женщины. Говорят, один офицер убил снайпершу, которая жила с ним в одном доме, в соседнем подъезде. Когда наши солдаты ловили снайперш, убивали их на месте. Такая была на них злоба. У нас в бригаде поймали офицера, который продавал боевикам информацию о сосредоточении наших войск.

Нередко из-за несогласованности наши войска попадали под обстрел нашей артиллерии и миномётов. Многие гибли. Это было в порядке вещей. Много солдат гибло из-за безответственности командиров и собственной глупости.

В конце декабря нам приказали занять высоту около той деревни, где был бой. Эта высота —

гора полторы тысячи метров над уровнем моря. Мы карабкались на неё тринадцать часов. Каждый нёс на себе по 60 килограммов: амуниция, вооружение, сухой паёк. Вид у многих солдат был такой, как будто они только что из парной. Было так тяжело, что некоторые чуть не плакали.

Мы заняли высоту, рассредоточились. Наша рота отличалась тем, что выходила из боёв с минимальными потерями. И тут мы просто расслабились, почувствовали себя суперменами. На ночь не везде в нашем взводе поставили караулы и секреты. Опытные контрактники говорили офицерам, что чеченцы любят нападать перед самым рассветом, когда особенно хочется спать.

Так и получилось. Боевики подошли в темноте метров на двадцать и массированным огнём смели наш взвод, расстреляли его почти в упор. Многие из наших были убиты сразу. Очень много было тяжелораненых.

Я стрелял из пулемёта и, чтобы поднять оставшихся в живых, кричал: «Рота, к бою!». Я вёл огонь стоя. Рядом со мной лёжа стреляли два контрактника. Оба они погибли. Первая пуля досталась мне в бедро левой ноги. При этом правая рука совершенно перестала действовать (такое бывает). Пришлось стрелять лёжа одной левой рукой. Вторая пуля скользом пробила мне голову. Осколками черепа поранило мозг. Но сознания я не потерял.

Патроны у меня кончились. Осталась одна граната. Боевики были совсем рядом. Атаковали они так: даст очередь, спрячется за камень и кричит: «Аллах акбар!». Я решил: если меня обнаружат, подорву себя и их. Но они меня не замечали. Думаю: «Надо ползти к своим». Пополз. Облегчённо вздохнул только тогда, когда ребята подхватили меня на руки и потащили.

Командир роты взял командира нашего взвода за грудки: «Гад! Как ты посмел подпустить их так близко?! Почему твой взвод погиб?!». Ночью четыре солдата разведроты тащили меня вниз по скалам на солдатском одеяле. Кто-то пустил осветительную ракету. Она осветила группу боевиков метрах в двадцати от нас. Мы остались в тени. Затихли, не дышим. Когда они ушли, ребята двинулись дальше. Если бы нас заметили, смерти не миновать.

Наши военные медики — лучшие в мире. Они спасали самых безнадёжных раненых. Во Владикавказе мне сделали операцию. В госпитале в Москве я заново учился ходить, держать в правой руке ложку, авторучку. Если бы не забота врачей, я до сих пор был бы инвалидом. Они буквально выходили меня.

Тяжело было смотреть на 18-20-летних пацанов, которые остались без рук, без ног. Лежит он и плачет. Что у него впереди? Мизерная пенсия, невозможность устроиться на работу, одиночество, неизбежность быть на шее у родителей.

Но те, кто приходил целым, тоже инвалиды: у них поломана психика. Многих брала обида: «Вы здесь веселитесь, праздники устраиваете, а мы там гибли неизвестно за кого и за что!». Людей здесь, на гражданке, волнуют такие мелочные проблемы, а там — кровь и смерть. Те, кто возвращается с войны, находятся в состоянии безысходности: они здесь никому не нужны. Многие спиваются, становятся преступниками. Их обязательно нужно ставить на учёт в местных администрациях и помогать им устроиться на работу, учёбу.

Не буду лукавить, орден, с одной стороны — это приятно. Но с другой — стыдно перед теми, кто там полёг, и перед теми, кто воевал намного лучше нас, но остался без наград.

- - -

Впоследствии Илья Шершунов окончил юридический факультет Новосибирского гуманитарного института, на который поступил ещё до службы в армии.

Сейчас он живёт в Кемерове. Работает в охране фирмы «Стройсервис». Кроме этого, он состоит в общественной организации «Боевое братство». Эта организация помогает участникам боевых действий в Афганистане, Чечне, на Украине и других «горячих точках» нашей планеты.

Николай ПЕРЕРВЕНКО

Опубликовано в информационном издании Совета ветеранов Акациевской сельской территории (совместный проект Совета ветеранов п. Акация и Акациевской библиотеки-филиала №23, библиотекарь А.А. Каменская) «Вестник Акации», №1, 2024 г.

Перепечатывается с согласия редколлегии.